[Vredina]

Плачевное состояние это когда ты ходишь со свадебной причёской и через неделю после свадьбы.
Настоящие страхи, они рядом...на поверхности лежат...

[Ляля_Педалькина]

Vredina это твоё творчество??
Супер, нет слов просто

[Vredina]

- Я тебя не люблю, – эти слова проткнули сердце, выворачивая острыми краями внутренности, превращая их в фарш.

– Я тебя не люблю, - простые шесть слогов, всего двенадцать букв, которые нас убивают, выстреливая из уст беспощадными звуками.

- Я тебя не люблю, - нет ничего страшней, когда их произносит любимый человек. Тот, ради которого ты живёшь, ради которого делаешь всё, ради которого способен даже умереть.

- Я тебя не люблю, - в глазах темнеет. Сначала отключается периферийное зрение: тёмная пелена окутывает всё вокруг, оставляя небольшое пространство. Потом мельтешащие, переливающиеся серые точки закрывают и оставшийся участок. Темно полностью. Чувствуешь только свои слёзы, жуткую боль в груди, сжимающую лёгкие, словно прессом. Тебя сдавливает и пытаешься занять как можно меньше места в этом мире, укрыться от этих ранящих слов.

- Я тебя не люблю, - твои крылья, которые закрывали тебя и любимого в трудную минуту, начинают осыпаться уже пожелтевшими перьями, словно ноябрьские деревья под порывом осеннего ветра. Пронизывающий холод проходит сквозь тело, вымораживая душу. Из спины уже торчат только два отростка, покрытые лёгким пушком, но и он жухнет от слов, рассыпаясь в серебряную пыль.

- Я тебя не люблю, - буквы визжащей пилой впиваются в остатки крыльев, выдирая их из спины, раздирая плоть до лопаток. Кровь стекает по спине, смывая перья. Маленькие фонтанчики бьют из артерий и, кажется, что выросли новые крылья – кровавые крылья, лёгкие, воздушно-брызжащие.

- Я тебя не люблю, - крыльев больше нет. Кровь перестала идти, высохнув чёрной коркой на спине. То, что раньше называлось крыльями – теперь только едва заметные бугорки, где-то на уровне лопаток. Боли уже нет и слова остались только словами. Набором звуков, которые уже не причиняют страданий, не оставляют даже следов.

Раны затянулись. Время лечит…

Время лечит даже самые страшные раны. Всё проходит, даже долгая зима. Весна всё равно наступит, растапливая лёд в душе. Ты обнимаешь любимого, самого дорогого человека, и белоснежными крыльями обхватываешь его. Крылья всегда отрастают.
Я люблю тебя…

[Vredina]

- Отчаяние это когда ты хочеш умереть ради новой жизни, насыщенной и справедливой.

[BiZoN]

Олька я в шоке! молодец!

[Vredina]

Она подошла неслышно, сзади, закрыла глаза ладонями. Он вздохнул, встал с кресла, взял её руки и обернулся. Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда зная ответ.

Я хочу есть – тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь. Конечно, давай я потушу овощи, или сделаю салат. Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь. Ты знаешь, чего я хочу, ласково произнесла она. Её влюбленные глаза не мдвигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения. Ну хорошо, вздохнул он, и они пошли на кухню. Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила, не сводя с него настороженного любящего взгляда. Она даже не моргала – все смотрела и смотрела, как он повязывает передник (с Бэмби; она подарила его ему после самого первого раза, а то он закапал любимые светлые джинсы), нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.

Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки. Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил - пока её не стало вызывать только одно. Теперь он её боялся и старался не смотреть. Наверное, с картофельным пюре и грибами, медленно сказала она. Потом, подумав, добавила – ты только не обижайся. И затянулась сигаретой. Не буду, сказал он. – Но, может, все-таки не сегодня? Давай хотя бы через пару дней, а? Ведь так мало осталось…а пюре с грибами я тебе и так сделаю. Вкусное.

Она непонимающе посмотрела на него.
Да нет, ничего, вздохнул он. И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее, то, что ей было от него нужно. Руки делали все сами, он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой. Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением. И болтает ногами.

Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата. Я как бог из каких-нибудь чукотских мифов, хмыкнул он про себя, забывшись. Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну или…И осекся, вспомнив, что ему сейчас надо будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки.

Придирчиво посмотрел, нет, вроде бы все. Что ж, пора.
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож. Какая прелесть, захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. ДЛЯ-О-МА-РО-В – по слогам прочитала она и улыбнулась - это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы…мой крабик. И мило хихикнула. Он впервые воспользовался им тем же вечером. Удобно – заботливо спросила она. Ещё бы, натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, совсем другое дело. Вот что значит техника. Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе. Да…тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он. А теперь ей от меня нужно только одно. Ладно, неважно. Раньше начну, быстрее кончится.

Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик; он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди. Резко выдохнул и с силой надавил. Сзади сдавленно ойкнули – она никак не могла привыкнуть. Тело как будто плюнуло кровью, она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки; с таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило; он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и вытащить сердце.
То есть то, что от него осталось.

Неуклюжий бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит…Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд.

Пожалуй, тут только на два раза и осталось, думал он, взвешивая на ладони когда-то большое сердце – как обычный шмат мокрого мяса. Потом – была не была – положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска, один чуть больше другого. Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами. Грудь захлопнулась как устрица, втягивая боль обратно в себя.
Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и ноже. Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.

С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево. Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол перед ней. Ешь, а то остынет – строго сказал он. Хорошо, любимый, ответила она и изящно взяла вилку.

Он сидел напротив и смотрел, как она ест.
Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым. Ещё бы, облизнулась она и посмотрела на него голодными глазами. Только мало – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта. Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, терпеливо проговорил он. Я знаю, жалобно протянула она. Но, может, ещё хоть кусочек? Пожалуйста…очень-очень хочется. Он вздохнул. Там на один раз и осталось, любимая. На последний, понимаешь? Ага, грустно вздохнула она. Так мало…жаль, у тебя такое вкусное сердце. Самое-самое вкусное. Ты самый лучший. Я так тебя люблю.
Я тоже тебя люблю. Можно твою сигарету?
Они с ментолом.
Да какая разница.

Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом. Ну вот почти и все, сказал он засыпающему Городу. Ты извини, но осталось только на раз. Ну, может, на два. И все – как мне жить без сердца? Так что я скоро уйду…ты тут не скучай без меня, ладно? И позаботься о ней, хорошо? Она же не виновата, она хочет как лучше. И я ведь её люблю…

Он затянулся ещё раз и подумал, как хорошо, что это не последняя сигарета. Я бы тогда стоял, пытался ей насладиться как-то особому, думал о чем-то грустном. Пафосно так, сентиментально. А сейчас я просто курю, потому что впереди есть ещё немного жизни, немного времени, которое можно тратить. Хотя бы на то, чтобы просто курить.

Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона. В этот момент что-то острое ударило его под лопатку. Резкая боль парализовала его тело, он не мог пошевелиться, а острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу. Он согнулся от боли, и что-то сильно толкнуло его через стекло, вниз, к Городу, на холодную улицу. В полете он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца. Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из улыбок.

Он упал на промерзший асфальт и битое стекло. Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо. Все его кости были переломаны, гниющая боль пульсировала во всем теле, он не мог пошевелиться – но он был жив, пока живо было сердце. Я люблю тебя, прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. Доедай, и я, наконец, высплюсь, подумал он, коченея от холода. Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал, и его волосы покрывались инеем.. Наверное, ты оставила немного на потом, любимая. Глупая…я бы и так отдал тебе все до конца, неужели ты не поняла, любимая? Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик…только и всего. А ты меня опять не поняла, думал он, и корчился от холода, и сгорал от боли в переломанных костях, и шептал вверх – любимая, любимая, люблю тебя…

Последний кусочек сердца она съела на завтрак. Он умер с открытыми глазами, улыбаясь, и его улыбка немного растопила холодное февральское небо.

[Vredina]

Помойму страшно..
Вот я не такая

[Darkness]

Врединка ау! =)
вернись!

[Vredina]

- Ты счастлива?
- Наверное...
- Это не ответ! Ты счастлива?
- Да! но не на столько, на сколько могу.
- Чего тебе не хватает?
- Чего?... удачи, фортуны для головокружительной карьеры...
- Тебе не хватает денег?
- Нет. Мне не хватает чуть везения для самореализации.
- И это главное что тебе нужно для счастья?
- Нет. Конечно нет! Мне не хватает внимания и любви. Его внимания и его любви.
- Но он любит другую!
- Я знаю...
- Я могу сделать так, чтоб он был с тобой. Но только ТЫ будешь счастлива.
- Нет. Я хочу чтоб он был счастлив. Даже если без меня. Пусть он сам выбирает с кем ему лучше. А я смирюсь, если не в мою пользу выбор. Я не хочу быть счастливой с человеком, который несчастен со мной.
- Тебе нужно, чтоб с тобой кто-то был счатслив? что ж, есть у меня один кандидат...
- Нет. я не смогу быть рядом с человеком, которого не люблю, пусть даже если о меня любит.
- Так чего же тебе для счастья не хватает?
- исполнения мечты...
- Какой?
- Быть счастливой с человеком, который счастлив со мной...

[Vredina]

[Vredina]

1
- Днем мы целыми днями валялись на пляже, купались.. представляешь, я даже ныряла с аквалангом, это так классно! Я очень долго боялась, и меня очень долго успокаивали, но зато, когда я увидела дно... правда, я все время всплывала вверх, но все равно классно!

- А глубоко ныряла-то?

- Ну, метра на три...

- А вечером?

- Ну, там были очень прикольные дискотеки. Такая новая веселая музыка, бар очень приятный. Правда, местных много.. ходят, как волки, глазами просто съесть хотят.

- Да тебя и тут все проходящие мальчики съесть готовы! Такая черная, негритоска в голубеньком сарафанчике, в стильных очках, смеешься на весь сквер. Они просто тебя насилуют глазами. Такое ощущение, что каждый проходящий успевает положить тебя в свою постель.

- На самом деле, это вовсе не смешно, это очень мешает. То есть некоторые от этого тащатся, но меня это раздражает. А вообще я и не так могу.

Она сняла резинку с хвостика и распустила обалденно красивые волосы. Легкий ветерок, тут же подхватил их, заиграл их вьющимися концами, отчего она стала в сто раз красивее девушки, из рекламы “Wella”. Выскользнув из босоножек, она забралась, с ногами, на скамейку и улеглась на моем плече. Я почувстовал, как что-то внутри у меня заныло – всетаки она две недели провела на юге, и я начал отвыкать от ее стройного тела. Если честно, то мне захотелось. Захотелось, чтобы исчезли все эти люди с соседних скамеек, все эти томные гуляки, машины пролетающие где-то за спиной, кремлевская стена и все что с ней связано, а Александровский сад превратился в маленький необитаемый остров с цветочной клумбой посередине, на которой, можно было бы бросить одеяло. Причем не просто захотелось (да простят меня чтецы праведности), а очень сильно захотелось. Теперь оставалось выяснить только одно. Я сделал глоток по больше и спросил:

- Ну, а теперь я надеюсь, ты ответишь мне на один вопрос.

- Какой? – она сделала вид, что не поняла.

- На тот самый, - я послал ей легкий знак глазами.

- Мм... может не стоит? – она мило моргнула глазками.

- Когда ты уезжала, я не просил хранить мне верность, потому что жизнь такова, что в ней множество соблазнов, и никто не имеет права ограничивать свободу другого. Ни я твою. Ни ты, мою. Я взял с тебя слово, только, что ты ответишь мне абсолютно честно на один вопрос: ты мне изменяла?

- Ну... Я не хочу отвечать, - и она демонстративно отвернулась. Ох уж эти женщины, как они умеют обижаться. Это просто ужасно. Просто не понятно, что бы мы делали, если бы не были упертыми мужиками. В итоге через два часа, еще после двух бутылок пива, я уже знал все. Как его звали, как познакомились, пока она только не признавалась, что у них что-то было. Я решил, что хватит играть в кошки мышки, и повторил вопрос:

- Ну, а теперь ты все еще будешь утверждать, что у вас ничего не было? Ты что, считаешь меня за дурочка?

- Ну, он хотел, но...

- А тебя мама в детстве не учила, что врать не хорошо?

- Ну ладно, один раз после дискотеки мы пошли на пляж и целовались.

Она ждала моей реакции, но я промолчал.

- Мы только целовались, и ничего больше!

- Ничего? Тебя мама не?...

- В тот раз ничего.

- Опс, - я подумал, а может зря я все это начал?

Она посмотрела на меня, и вдруг выпалила:

- Ты в сто раз лучше в постели. – Вот так комплимент! – Мы с ним занимались сексом, да, но это было так, увлечением на отдыхе, я даже его телефон не взяла. Ты должен меня простить, просто мне там было так грустно, а он был такой внимательный, сильный, классный, а тебя рядом не было.. Во всем виновата твоя работа! Но я его совсем не люблю! Я тебя люблю!.. Правда..

Дальше я уже не слушал. Я даже не ожидал, что меня это так заденет. Казалось, что что-то внутри меня порвалось и теперь тихо проваливается все дальше и дальше. Я лежал откинувшись на спинку скамейку, запрокинув голову, и глядя в белые облака, на летнем небе. Кругом галдела толпа, но я ее не слышал. Она, по-моему, уже собиралась всплакнуть, но ее я уже тоже не слышал. Я лежал и думал, может наговорить ей, что я тут без неё делал? Подавится! Злость быстро отступила и осталась лишь какая-то тишина. «Свобода» – подумал я!

Что же дальше делать. Я взглянул на часы. Попросить ее остаться, а самому встать и уйти? Не получиться. Попросить ее уйти. Прямо? Не уйдет. Только вернет все в свое русло, и я потеряю тебя, свобода.

- У меня пиво кончилось, - сказал я, неожиданно для себя, сухим голосом. И потряс пустой бутылкой. Кажется, этой фразой я нарушил, нависшую над скамейкой тишину. (Все бабушки, притихли, прислушиваясь к нашей беседе, а молодые пары давно сделали ноги. Лишь голодные грузины стреляли глазами через клумбу.)

- У меня тоже.

Я помолчал. Вдруг, она проявила, непривычное для себя усердие. «Хочешь, я схожу?» О боги, она уже начинала играть кошечку! Я кивнул, это мне и нужно было. Откинув голову, я закрыл глаза. Она быстро оделась и пошла в сторону палаток. Метров тридцать.

2
Метров тридцать. Не помню, что я думала. Мне было действительно плохо. Я ожидала, что разговор выйдет нелегкий, но не настолько. Хотя, кажется, у меня появился шанс его успокоить. Еще пару бутылок пива, для успокоения совести, потом еще пару его любимых трюков в постели и он будет рад, что я с ним. Что поделать? Приходится расплачиваться за свои ошибки.

В первом киоске пиво не было. Я нашла глазами тетку с хот-догами и пошла скорее к ней. Я обернулась - он сидел на месте, в той же позе. Да уж, ну я его и подставила! Зря решила рассказать ему всю правду.

У тетки была небольшая очередь, человек пять. Вот ведь не везет! От тетки его скамейку видно не было. Я начала нервничать. А что если он просто возьмет и уйдет? Ведь, по правде говоря, я его безумно люблю. Просто ему этого не объяснишь. Еле достояв очередь, я бросилась назад, по дороге послав на .. парочку грузинов, хотелось всех убить.

Вот это номер! Скамейка была пуста. Я с хот-догом в одной руке и с двумя бутылками пива в другой, стояла перед абсолютно пустым местом, где еще только что сидел Он. Куда он ушел? Ну, я и дура! Да мало ли, что могло придти ему в голову, он ведь псих! Так он не мог далеко уйти. Сейчас стоит где-нибудь и наблюдает. Я оглянулась. Нигде.

3
Я легко перепрыгнул через ограду и оглянулся – машин не было. Смотреть назад не хотелось. Так, сейчас мне конечно очень фигово, но в принципе, все сложилось очень даже не плохо, мне не пришлось ей ничего рассказывать, не пришлось врать, вести двойную игру. Я взглянул на часы. N наверно сейчас дома. Меня ударила легкая дрожь при мысли о самом себе, но назад пути нет. Я даже не понял, откуда слышится этот визг тормозов, но мне показалось..

4
Мне показалось, что машина ударила меня, а не его. Я выронила пиво и заорала, как ненормальная...

[Darkness]

Врединка,
тема скоро уйдет на последние странички форума!

[Vredina]

Их было двое - Он и Она.... Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых....
Они были счастливыми, потому что были Вдвоем, а это гораздо лучше, чем быть по одному...
Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам, строил дом, чтобы Ей было где жить. И все говорили: "Еще бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной....
Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет....
Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были Вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Её тайной....
И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной.
Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: "Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь Двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было ИХ тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо...

[Vredina]

Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши.
Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.

- Знаешь, как я тебя люблю?
- Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
- Я люблю тебя - вот как! - и зайчонок раскинул лапы широко-широко.

Но у большого зайца лапы длинней.
- А я тебя - вот как.
«Ух, как широко», - подумал зайчонок.

- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он потянулся вверх изо всех сил.
- И тебя - вот как, - потянулся за ним большой заяц.
«Ого, как высоко, - подумал зайчонок. - Мне бы так!»

Тут зайчонок догадался: кувырк на передние лапы, а задними вверх по стволу!
- Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
- И я тебя - до самых кончиков твоих лап, - подхватил его большой заяц и подбросил вверх.

- Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! - и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
- А я тебя - вот так, - усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал ушами до веток!
«Вот это прыжок! - подумал зайчонок. - Если б я так умел!».

- Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
- А я тебя - как через речку и во-о-о-он за те холмы...

«Как далеко-то», - сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову. Тут вверху, над кустами, он увидел большое тёмное небо. Дальше неба ничего не бывает!

- Я люблю тебя до самой луны, - шепнул зайчонок, и закрыл глаза.
- Надо же, как далеко... - Большой заяц положил его на постель из листьев.
Сам устроился рядом, поцеловал его на ночь и прошептал ему в самое ухо:
- И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны... и обратно.

[Sunny]

Ольк, такой милый рассказ.. Нет слов...

[Бякa]

Она подошла неслышно, сзади, закрыла глаза ладонями. Он вздохнул, встал с кресла, взял её руки и обернулся. Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда зная ответ.
Я хочу есть – тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь. Конечно, давай я потушу овощи, или сделаю салат. Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь. Ты знаешь, чего я хочу, ласково произнесла она. Её влюбленные глаза не мдвигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения. Ну хорошо, вздохнул он, и они пошли на кухню. Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила, не сводя с него настороженного любящего взгляда. Она даже не моргала – все смотрела и смотрела, как он повязывает передник (с Бэмби; она подарила его ему после самого первого раза, а то он закапал любимые светлые джинсы), нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.
Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки. Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил - пока её не стало вызывать только одно. Теперь он её боялся и старался не смотреть. Наверное, с картофельным пюре и грибами, медленно сказала она. Потом, подумав, добавила – ты только не обижайся. И затянулась сигаретой. Не буду, сказал он. – Но, может, все-таки не сегодня? Давай хотя бы через пару дней, а? Ведь так мало осталось…а пюре с грибами я тебе и так сделаю. Вкусное.
Она непонимающе посмотрела на него.
Да нет, ничего, вздохнул он. И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее, то, что ей было от него нужно. Руки делали все сами, он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой. Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением. И болтает ногами.
Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата. Я как бог из каких-нибудь чукотских мифов, хмыкнул он про себя, забывшись. Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну или…И осекся, вспомнив, что ему сейчас надо будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки.
Придирчиво посмотрел, нет, вроде бы все. Что ж, пора.
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож. Какая прелесть, захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. ДЛЯ-О-МА-РО-В – по слогам прочитала она и улыбнулась - это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы…мой крабик. И мило хихикнула. Он впервые воспользовался им тем же вечером. Удобно – заботливо спросила она. Ещё бы, натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, совсем другое дело. Вот что значит техника. Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе. Да…тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он. А теперь ей от меня нужно только одно. Ладно, неважно. Раньше начну, быстрее кончится.
Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик; он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди. Резко выдохнул и с силой надавил. Сзади сдавленно ойкнули – она никак не могла привыкнуть. Тело как будто плюнуло кровью, она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки; с таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило; он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и вытащить сердце.
То есть то, что от него осталось.
Неуклюжий бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит…Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд.
Пожалуй, тут только на два раза и осталось, думал он, взвешивая на ладони когда-то большое сердце – как обычный шмат мокрого мяса. Потом – была не была – положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска, один чуть больше другого. Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами. Грудь захлопнулась как устрица, втягивая боль обратно в себя.
Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и ноже. Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.
С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево. Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол перед ней. Ешь, а то остынет – строго сказал он. Хорошо, любимый, ответила она и изящно взяла вилку.
Он сидел напротив и смотрел, как она ест.
Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым. Ещё бы, облизнулась она и посмотрела на него голодными глазами. Только мало – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта. Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, терпеливо проговорил он. Я знаю, жалобно протянула она. Но, может, ещё хоть кусочек? Пожалуйста…очень-очень хочется. Он вздохнул. Там на один раз и осталось, любимая. На последний, понимаешь? Ага, грустно вздохнула она. Так мало…жаль, у тебя такое вкусное сердце. Самое-самое вкусное. Ты самый лучший. Я так тебя люблю.
Я тоже тебя люблю. Можно твою сигарету?
Они с ментолом.
Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом. Ну вот почти и все, сказал он засыпающему Городу. Ты извини, но осталось только на раз. Ну, может, на два. И все – как мне жить без сердца? Так что я скоро уйду…ты тут не скучай без меня, ладно? И позаботься о ней, хорошо? Она же не виновата, она хочет как лучше. И я ведь её люблю…
Он затянулся ещё раз и подумал, как хорошо, что это не последняя сигарета. Я бы тогда стоял, пытался ей насладиться как-то особому, думал о чем-то грустном. Пафосно так, сентиментально. А сейчас я просто курю, потому что впереди есть ещё немного жизни, немного времени, которое можно тратить. Хотя бы на то, чтобы просто курить.
Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона. В этот момент что-то острое ударило его под лопатку. Резкая боль парализовала его тело, он не мог пошевелиться, а острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу. Он согнулся от боли, и что-то сильно толкнуло его через стекло, вниз, к Городу, на холодную улицу. В полете он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца. Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из улыбок.
Он упал на промерзший асфальт и битое стекло. Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо. Все его кости были переломаны, гниющая боль пульсировала во всем теле, он не мог пошевелиться – но он был жив, пока живо было сердце. Я люблю тебя, прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. Доедай, и я, наконец, высплюсь, подумал он, коченея от холода. Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал, и его волосы покрывались инеем.. Наверное, ты оставила немного на потом, любимая. Глупая…я бы и так отдал тебе все до конца, неужели ты не поняла, любимая? Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик…только и всего. А ты меня опять не поняла, думал он, и корчился от холода, и сгорал от боли в переломанных костях, и шептал вверх – любимая, любимая, люблю тебя…
Последний кусочек сердца она съела на завтрак. Он умер с открытыми глазами, улыбаясь, и его улыбка немного растопила холодное февральское небо.

Бррр....как страшно Любовь зла

[Vendi]

супер ! где продолжение? =-)

[Бякa]

Смс…………………….. от тебя……………..Зачем?
Прошло уже столько времени……я забываю тебя, понимаешь?
Я стараюсь, я борюсь с собой каждый день за право не думать о тебе хоть несколько минут……
Я каждый день изживаю себя без остатка, что бы каждое утро собирать себя заново по кусочкам…..снова и снова…
Я больше двух месяцев, сжимая кулаки, стискивая зубы старалась забыть….Конечно я не забыла, но я начала смиряться со своей потерей, я начала привыкать к мысли, что тебя нет рядом, начала привыкать, что мой телефон не звонит, я училась жить без тебя………я старалась….я делала успехи……..едва заметные………..но все-таки……….
Я вернулась к прежней жизни…….клубы, тусовки, куча новых знакомых…………
Я училась не думать о тебе….. училась теряться в других людях … ………училась быть с другими……и быть другой………мне нелегко все это далось, мне было очень трудно….но я твердила себе, что я сильная, а ты не единственный………

Одна смс, одна единственная фраза и все, все к чему я пришла за это время рухнуло……я вернулась на отметку «старт» всего за несколько секунд, пока читала твое сообщение, а ведь, что бы сдвинуться с места мне понадобилось больше двух месяцев……….
Мои усилия оказались напрасны……….просто ты вернулся, вернулся, что бы снова уйти
Напомнил о себе, что бы снова заставить забыть………….Это больно………

Зачем ты написал мне? Зачем дал понять что помнишь обо мне? Зачем снова дал надежду? Зачем………….Ведь мы все равно не будем вместе………по ряду причин…………Зачем ты не дал просто забыть тебя? Зачем…………………..

А я все начинаю заново…..снова вздрагиваю от звонков, снова ищу тебя в толпе, снова засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе………..снова Все повторяется снова………….я снова жду, снова надеюсь……………..и скора снова начну попытки забыть………………

Только, если ты не хочешь быть со мной не напоминай о себе ………..дай забыть тебя один раз…просто мне очень сложно каждый раз забывать тебя заново………..


***

Он был молод. Амбициозен. Его мечты уносили его далеко, его целеустремлённость толкала его к победе, вера в себя помогала бороться. Он дожил до своего возраста и ни разу не испытал настоящей любви. Зато он каждый раз испытывал настоящее счастье, когда выходил на лёд. Он знал, что это его призвание, он был рождён, чтобы стать известным спортсменом. И он к этому стремился. Он постоянно работал над собой, не замечая ни усталости, ни боли. У него не было времени на чувства – он делал из себя хоккеиста. Это было для него важнее всего, что может быть важно в этом возрасте. Ему не нужны были шумные компании, толпы друзей, даже любовь. У него была мечта, а это часто заменяет отсутствие всего остального.
Он в который раз выходил на лёд. Как всегда, волновался, идя к борту. Перекрестился, чтобы успокоиться. Что-то сегодня было не так. Вроде и соперник не самый сильный, а значит, игра не должна быть особо острой, но почему-то его сердце билось чаще, чем обычно. Он не мог отыскать причину. Но вот он вышел на лёд и забыл обо всех страхах, игра захватывала его целиком. Частый пульс, скорость, движение, шум трибун – всё это являлось его жизнью, и он это по-настоящему любил. Это было единственным в его жизни, что занимало его полностью. Он никогда не оглядывался назад, это было не в его правилах. Игра вроде только началась, взяла свои обороты, но время бежало неумолимо. Подходил к концу первый период. Это значило, что можно отдохнуть, успокоиться и прийти в себя, но он не хотел уходить со льда. Он подошёл к борту и встал у него. Глаза сами собой поднялись к трибуне. Девушки, весело болтающие, парни, потягивающие пиво, операторы с камерами. Взгляд остановился прямо перед собой на первых рядах. Он отчего-то долго не мог оторвать его от её лица. Она сидела во втором ряду и смотрела на него. В её глазах светилось что-то тёплое. Какая-то грустная улыбка озаряла лицо. Казалось, она много хочет ему сказать. Он отвёл свои глаза, словно чего-то боясь. Что-то сдавило грудь, и он решил уйти в раздевалку. Перерыв подходил к концу. Но он уже не думал об игре, всё его сознание думало о незнакомке во втором ряду. Первые минуты второго периода и он уже на льду. Привычная атмосфера ненадолго отвлекла, вовлекая в водоворот хоккейных баталий. Очередной гол. Рёв трибун. Глаза сами отыскали её в ликующей толпе: она стоя аплодировала команде. Он непроизвольно усмехнулся: подумал, что эта девушка поняла бы его. Он не встречал до этого девушку, которая могла бы полюбить хоккей так же сильно, как и он, которая не стала бы его с ним делить, которая бы, наоборот, помогала ему побеждать и верила бы в него. Раскрасневшееся лицо этой девушки, её сияющие глаза, искренняя радость от забитого гола - всё это сближало их. Он понимал всю невозможность знакомства с одной из тысяч, но мысль об этом всё равно мелькнула в его голове. Второй перерыв. Он уже специально не уходит, боясь пропустить её взгляда. Она ему улыбнулась, как бы в награду за доставленное удовольствие от игры. Для него было странно, что что-то, не относящееся к хоккею, начало его занимать. Хотя, с другой стороны, она ведь была там же, где и он, а значит, для неё это тоже что-то значило. Третий период, время непрерывно уносило с собой все мысли и события. Он, заходя на очередном вираже, не удержал равновесия. Секунда и он уже лежит на льду. Сильный удар заставил его очнуться и оторваться от мешающих мыслей. Морщась и потирая затылок, он отправился на скамейку запасных. Он чувствовал на себе её взгляд, но не поднял глаза, и так уже слишком сильно сказалось всё это на его сегодняшней игре. «Ты рассеян, как никогда. Что с тобой случилось? - набросился на него тренер, - На сегодня для тебя игра закончена, не хватало ещё, чтобы ты получил серьёзную травму перед ответственным матчем!» Он отправился в раздевалку, недовольный собой. «Идиот! Ты сейчас сам себе всё испортил! Теперь тебя могут не выпустить в ответном матче! И всё из-за чего? Из-за того, что ты как мальчишка уже бросаешься на первую попавшуюся!». Прохладные струи воды в душе помогли ему немного расслабиться и отвлечься. Он вышел из раздевалки ещё мокрый, но он очень хотел попасть уже домой и забыть её взгляд, который его преследовал сегодня. Он спустился в холл у служебного входа, купил бутылку «Aqua Minerale», перекинулся с кем-то парой слов и вышел. Она стояла у входа, дрожа уже от холода. От неожиданности он остановился. Она стояла и смотрела. В первую секунду он не поверил своим глазам, потом рассудок взял верх и он решил просто пройти мимо как ни в чём не бывало. Но она внезапно разорвала эту тягостную тишину и спросила: «Как ты? Не очень сильный ушиб?» Он обернулся не в силах уйти просто так. Всё это больше и больше с каждой секундой увлекало его. Это была тоже в какой-то мере игра. Он ответил, усмехаясь: «Да нет, я привык.» Он не знал, что делать дальше. Ему раньше не приходилось бывать в таких ситуациях. Девушки обычно клевали на большие деньги, которые платят спортсменам, а не на него самого. Но он не верил, что она такая же. Что-то подсказывало ему, что-то в её глазах, которые смотрели на него с какой-то долей обожания, что ей нужен он сам. Эта мысль согрела его, несмотря на вечерний мороз. «Давно ты тут стоишь?» - спросил он её, сам не ожидая от себя. «С того момента, как ты ушёл. Игра не настолько интересна, чтобы ради неё я упустила своего любимого игрока!» Он переспросил: «То есть ты ходишь на матчи только из-за игроков?» Она отрицательно помотала головой: «Нет, я обожаю хоккей. Настоящий, с шайбой, а не это подобие с мячом, которое у нас все так любят. Странное увлечение для девушки, но я уже давно не могу без этого жить. Но сегодня соперник не столь сильный, игра не на равных, поэтому я и так уверена в нашей победе.» Он был шокирован, услышав такую тираду из уст девушки: «Никогда не думал, что девушки так разбираются в хоккее!» «Зря» - у неё закончились слова. Он решил прервать молчание: «Слушай, ну, мы же не будем стоять на морозе и дальше, может, зайдём обратно в служебку?» Он не ожидал от неё отказа, но она решительно сказала: «Нет, извини, у меня мало времени и, хотя его приятно проводить с тобой, мне нужно идти, я убедилась, что с тобой всё в порядке!» - и пошла в неизвестном направлении. «Может, тебя подвезти?» - крикнул он, но она уже его не слышала. «Блин, как будто всё не со мной случилось. Ну, и денёк…» - он пошёл к машине, припаркованной у входа.
И вот ответная игра. Он умолял тренера выпустить его играть. И вот он выходит на лёд, специально не смотря на трибуны, хотя ему кажется, что взгляды сотен зрителей дырявят ему спину. И где-то среди этих пар глаз её пара – он был уверен, что она придёт. Но он не хотел, как вчера, уйти до конца игры, сегодня он должен был погрузиться в игру целиком, а для этого ему нельзя было видеть её глаз. Они выехали на лёд, трибуны взорвались аплодисментами. Игра началась. Минут десять соперники присматривались друг к другу, была вязкая игра в середине площадки, зрители уже нетерпеливо требовали забитой шайбы. На двенадцатой минуте один из защитников соперника ошибся, сделав неточный пас, и шайба слетела с крюка его клюшки. Наш герой, недолго думая, перехватил шайбу и стремительно полетел к воротам соперников. Ещё секунда, и вратарь был не в силах что-либо сделать в выходе один на один. Зажёгся красный фонарь за воротами. Какое-то мгновение и все подъехали его поздравить. «Молодец! Вовремя успел перехватить!» - послышалось от капитана команды. На трибунах был слышен свист и крик. Судья-информатор сообщил: «С передачи №…, забил №…». Улыбка мелькнула на лице хоккеиста, сегодня он был доволен собой, исправил вчерашнюю свою ошибку. До конца матча продолжалась та же вязкая игра. Ни одна из команд не хотела уступать и, в конце концов, первая шайба стала решающей. Игра закончилась, под «We are the champions» и скандирование «Молодцы» они ушли в раздевалку. Там продолжилось поздравление друг друга, этот матч был очень важным. После того, как все переоделись, ребята решили пойти отметить важную для них победу в клуб, находящийся неподалёку. Весело смеясь и подкалывая друг друга, они спустились ко входу. В темноте выделялась чья-то фигура. «Ну, это, наверное, твоя поклонница, ты же у нас сегодня герой дня!» - парни подшучивали над ним. Но ему было уже всё равно: она пришла. Снова. И это было важно. Значит, всё не просто так. «Пацаны, идите, я вас догоню!» - ему нужно было с ней поговорить. «Ну, прямо Дон Жуан! - донеслось ему уже в спину, - Поторопись, а то тебе ничего не достанется!» Он молча подошёл к ней. Она стояла и тоже молчала. Было что-то такое, что мешало каждому из них нарушить эту тишину, в которой всё было ясно и без слов. «Привет» - он первым сделал над собой усилие. «Привет. Поздравляю» - её голос прозвучал звонко в тишине. «Спасибо» - сказал он и подумал, что банальнее разговора в его жизни ещё не было. Он усмехнулся своим мыслям. «Что тебя так рассмешило?» - он почувствовал, как она напряглась. «Просто я подумал, что сегодня могу считать себя счастливым» - поспешил он её успокоить. Даже темнота не скрыла блеска её глаз и улыбку на лице от его ответа. «А ты не боишься, что твои друзья тебе ничего не оставят?» - напомнила она ему, что его ждут. «Подождут. К тому же угощаю сегодня я, думаю, это заставит их подождать меня» - он говорил, а сам пытался понять, что заставляет эту девушку стоять на морозе после каждой игры. Она засмеялась на его ответ. Отчего-то ему стало от этого так легко, что он предложил: «Кстати, не хочешь составить нам компанию?» Он даже не надеялся, что она согласится, памятуя о прошлой их встрече, но она неожиданно сказала: «А почему бы и нет, раз ты угощаешь?»
В клуб они зашли уже вместе. Остальные при виде их удивлённо присвистнули и начали перемигиваться. «Народ, хватит выставлять меня идиотом перед гостьей» - возмутился он, ребята дружно засмеялись в ответ, она тоже. «Она замечательно вписывается в нашу компанию» - подумал он. «Чувствую себя не в своей тарелке» - подумала она. Они чокнулись и выпили за красивую победу. Он подумал: «Это был гол, посвящённый тебе!» - и улыбнулся своим мыслям. Они начали обсуждать игру и соперника, который играл сегодня грязно, как никогда. Она тоже подхватила: «А судья, по-моему, делал вид, что не знает правил: не видел ни одного зацепа с их стороны. Интересно, сколько они ему заплатили?!» «Не говори! Вон Костяна бортанули и хоть бы хны, а штрафного времени оказалось по прессу у нас….» Он сидел и слушал, как они говорили про хоккей и в который раз за два дня удивлялся её интересу ко всему этому. Поглядев на часы, она вдруг сказала, что ей пора. «Я провожу» - вызвался он. Раздался смех. Она тоже улыбнулась им всем и помахала на прощание. Они вышли на улицу. Холодный воздух ударил ему в голову. «Тебе срочно нужно домой?» - ему было хорошо и легко в её компании, он не хотел это рушить. «К сожаленью» - ей тоже этого не хотелось. «Ну, тогда пойдём на остановку.» - он сделал такое печальное лицо, что она не выдержала и рассмеялась. Из-за угла показалась маршрутка. «Ты придёшь на следующую игру?» - спохватился он, что даже не знает её имени. «Разве я могу пропустить хоккейный матч?» - она откровенно смеялась над ним. «Только поэтому?» - он решил не подавать виду. «Разве не достаточно этой причины?» - она не сдавалась. Он возмутился: «Ну, хотя бы номер сотового оставь!» Она помолчала, а потом сказала: «Лучше ты свой.» Он: «Без проблем, пиши.» Она села в автобус и не помахала, просто очень серьёзно посмотрела на него, как будто хотела что-то сказать, но не могла. Он остался стоять в темноте, не понимая, почему она так внезапно всегда исчезает. Он пошёл в обратном направлении, погружённый в свои мысли. Остальные его уже ждали у входа: «Ну что, наш Ромео готов отправиться спать на базу или он ещё не нагулялся?» «Да ну вас! – отмахнулся он, - где автобус?».
Следующая игра должна была состояться только через 4 дня. Она не звонила. Он уже почти забыл о ней, когда перед игрой пришла эсэмэска: «Удачи! Я в тебя верю, вы обязательно победите!» Номер отправителя не высвечивался, но он был уверен на сто процентов, что это она.
Игра не задалась с самого начала. Они постоянно не успевали, делали неточные пасы, не закрывали оборону. Соперник явно нацелился на победу. Они как хозяева тоже не собирались так просто уступать, но было очевидно, что им не по зубам эта команда. После первой шайбы в их ворота игра совсем расклеилась. На перерыв они уходили с опущенным головами. Тренер в раздевалке пытался настроить их на нужный лад, но они были не готовы. «Да у вас нет даже огонька в глазах! - кричал тренер, - Вы элементарно не хотите выполнять установки!» Он сидел, обхватив голову руками и стараясь не слышать его слов, но настроиться на игру никак не получалось. Второй период, а за ним и третий, они провели так же слабо, пытаясь отыграться, но получили в свои же ворота. «Не забиваешь ты, забивают тебе» - констатировал факт кто-то из команды. Все уже устали и каждый хотел домой, но он был искренне разочарован игрой и не торопился уходить. Он сидел в холле, не видя никого. Завибрировал телефон, принимая новое сообщение. «Я здесь, потому что я в тебя верю» - прочитал он на дисплее. Он поднял голову и увидел её, сидящую напротив на диванчике. Она приветственно помахала рукой и улыбнулась. Он встал, подошёл к ней и спросил: «И давно ты тут так сидишь?» «Ну, если учесть, что ты сидишь в одной позе уже с полчаса, то можно сказать, что давненько. Уже все остальные ушли, даже поздоровались со мной, а ты вышел и сразу сел, не посмотрев даже по сторонам. Очень расстроился?» - резко перешла она на другую тему. «Как видишь» - помрачнел он. «Да ладно, они ведь победители нашей зоны, чего вы ждали ещё от них?» - попыталась она его приободрить. Но он только сильнее нахмурился: «Давай не будем об этом, ладно?». «Ну, чего ты зацикливаешься? В конце концов, ты в команде не один, там кроме тебя ещё 20 человек! - возмутилась она, - И вообще раз мы такие злые сегодня и мрачные, то счастливо оставаться!» Она развернулась и пошла к двери. Он не остановил её, хотя и хотел. Он был слишком зол на себя за свои слова и зол на неё за то, что она его не правильно поняла. Она, может, и ждала, что он её догонит, но не дождалась. «Ладно, завтра извинюсь после игры.» - подумал он. Но она не пришла на следующий день, как обычно, после игры в служебный холл. Он ждал, но она не пришла, хотя на игре была: он видел её на том же месте во втором ряду, как обычно. И самым обидным было то, что он не знал, где её искать: у него не было номера её телефона, он не знал даже примерно, где она живёт, он даже имени её не знал. «Короче, на этом всё. Пора играть, а не гулять!» - решил он, так ничего и не придумав, и пошёл к автобусу.
А потом был очень сложный и важный выезд. Он сосредоточенно готовился к решающим матчам. Это были последние игры в этом сезоне, потом они все разъезжались по разным городам. Ему не хотелось омрачать последние минуты на хоккейной площадке своим настроением, поэтому он погрузился в тренировки. И вот они в автобусе, готовы отправиться в другой город. Тренер объяснял какие-то комбинации, делал какие-то установки, но он уже так устал, что решил вздремнуть в пути. Минут через пять он провалился в объятия Морфея, и последовали полчаса беспокойного сна. «Он на перроне. Смотрит на отходящий поезд и пытается сдержать себя и не побежать за ним вслед. Он не знает, кто уезжает на нём, знает только, что это очень близкий ему человек. Поезд отправляется, он что-то кричит, не в силах справиться с собой, а поезд медленно, но неумолимо уносится вдаль. Он стоит на перроне уже один. И что-то больно давит на грудь…» Он проснулся, не понимая где он. Огляделся: рядом спали все остальные. Он попытался заснуть, но взбудораженный сном, не мог. Он просто ехал и смотрел в окно, сам тем временем пытался понять, кто был тем человеком, уезжавшим на поезде. Он не верил в приметы и вещие сны, поэтому решил не париться по этому поводу. Два дня, проведённые в тренировках и тяжёлых играх, пролетели как 2 минуты. Он и не заметил, как нужно было уже возвращаться за вещами на базу, а потом ехать в свой родной город. На обратной дороге спали все, утомлённые матчами. Уже на базе он вспомнил, что она так и не позвонила за эти 4 дня. Он собирал вещи и через каждые пять минут посматривал на свой мобильник, боясь пропустить звонок или сообщение. Но телефон издавал тишину. Он посмотрел на часы: до его самолёта оставалось всего ничего. Он вышел из комнаты, народ уже собрался в холле, чтобы попрощаться. Из всей команды ему только с ещё одним игроком было по пути. Они перекинулись парой фраз с остальными и поспешили к выходу. До отлёта оставалось около двух часов. Они прибыли в аэропорт вовремя. Он с сожалением отключил телефон, как требовали того правила, так и не дождавшись от неё звонка.
Она сидела и тупо смотрела на свой сотовый телефон. Корила себя за то, что поспешно ушла в прошлый раз. Упрекала за то, что не пожелала ему удачи перед играми на выезде. Ненавидела себя за глупую гордость, из-за которой не может ему сейчас позвонить. Наконец, она собралась с духом и решилась. «Абонент отключён или находится вне зоны действия». Жестокие слова. Из её глаз покатились слёзы. Она опоздала. Она ненавидела себя в тот момент.
Он сидел в самолёте и смотрел в иллюминатор. В голове вертелись мысли, среди которых прочно засела одна: «Зачем я тогда ей нагрубил?!» Он уезжал и ничего не мог с этим поделать. И даже не было возможности просто попрощаться с ней.
Она приехала к спортивному комплексу, где они играли, спросила у охранников по поводу команды. Ей сказали, что игроки уже разъехались по домам. Она вышла оттуда, не зная куда идёт. Внутри была пустота.
Он летел домой, но не чувствовал от этого себя счастливей. У него было ощущение, что он больше никогда не увидит ту, что стала ему так близка. Он боялся себе в этом признаться и боялся, что его предчувствие сбудется.
Она не знала, как пережить лето, которое их разделило. Она не знала, как дожить до начала следующего сезона, чтобы увидеть его. Она снова и снова бессмысленно тыкала в кнопки на своём телефоне и в сотый раз слышала «Абонент отключён…». Она не знала, где его искать, ей оставалось только ждать.
Он пообещал себе, что в следующем сезоне, когда приедет в тот город, обязательно найдёт её, чего бы это ему ни стоило.
Она пообещала себе, что будет ждать его до последнего, что в новом сезоне открыто скажет ему, как он ей нужен и как она его ждала.
Он действительно хотел вернуться, но тут поступило выгодное предложение от одного клуба, он не мог от этого отказаться. Он ведь делал из себя хоккеиста. Он был амбициозен и стремился к карьере. Хоккей был его жизнью.
Она зашла на сайт команды и увидела объявление, что он ушёл в другой клуб, а значит, в новом сезоне она его не увидит. Она не плакала, не было сил. Она бессмысленно ждала столько месяцев, чтобы всё закончилось словами, что он ушёл. Она не могла поверить, что судьба так жестоко с ней поступила. Видеть его – ей так мало было нужно для счастья, и вот жизнь отняла и эту малость. Она сидела за компьютером, а слёзы сами капали на клавиатуру. Она не была готова к такому удару.
У этой истории мог быть счастливый конец. Но у жизни свои взгляды на это. У неё свои причины рушить счастье. И мы не можем ей противиться, хотя она дарит нам, а потом отнимает.

[Mona Li]

Надеюсь если я тут напишу,ничего старшного...давно хотела написать,только не знала где...

Он ударил ее по щеке.
-Дура!-небрежно обранил он через плечо.
Быстрым шагом он направился по темной улице.Она стояла,наблюдая на уходящий силуэт мужчины по улице.Было тихо.Шел снег.Снежные хлопья падали на ее темные волосы. Темно-карие глаза наполнелись обидой. Слезы потекли по щекам,иногда попадавши на ее синие губы. Было холодно и телу,и душе. Силуэт мужчины все удалался прочь. Остались только следы ботинок на сверкающем снегу от него. Она не чувствовала ни рук, ни ног,только боль,сильную боль в разбитом сердце. Разбитом сердце,но не пямяти о нем. Силуэт мужчины уже почти скрылся,как и в ее жизни.На ее холодные губы попала капля соленой слезы, как соль на рану. Она тупо смотрела в ту сторону, где шел ее бывший, ни очем не думая. В ее сумочке зазвонил мобильный телефон. Она достала мобильный и посмотрела на экран телефона, на нем высвечевался имя ее любовника. Она нахмурила свои заснеженные брови, и со всей злостью бросила мобильный телефон об асфальт. Телефон раскололся в дребезги. Она зарыдала. В совершенно чистом пальто, она села на асфальт. Она горько зарыдала, как ребенок, у которого отобрали игрушку. Она облакатилась на стену здания. Редкие прохожие были сильно удивленны проходив по той же улице, но не решалитсь спросить что произошло.

С того времени прошло семь месяцев. Она уже познакомилась с новым мужчиной. Они сидели в небольшом уютном кафе и разговаривали о жизни,о работе,об их отнашениях. После встречи она пошла домой. Открыв входную в дом дверь,она подошла к столику, на которм находился телефон. Было одно сообщение на афтоответчике. Незнакомый голос сказал ей, чтобы она перезвонила на этот номер. Любопытство сыграло свою роль. Она перезвонила на этот номер. Начались гудки:
-Алло?
-А я и не думал,что ты перезвонишь.
-Кто вы?
-Не понимаешь?
-Что вам нужно?
-Неужели ты не помнишь тот день, вечер, дул холодный ветер.
-Что вы имеете в виду?
-Ты и я.
-Но...
-Да,да.Ты прекрасно помнишь тот день. Ту фразу...
-Что ты от меня хочешь?
-Я хочу вернуть все обратно.
Десять секунд была безмолвная тишина.
-Я не хочу тебя слышать.
-Понимаешь...
Тут она хотела бросить трубку,но не смогла...она еще не все сказала...
-Как ты смеешь звонить мне!?Как!?
-Я просто не могу забыть тебя с того времени.
-Прошлостолько времени!
-Да,я знаю.Но дай мне шанс.Я хочу забрать свои слова назад.
-Нет!Я не хочу тебя слышать!Я не хочу тебя видеть!Я не хочу тебя вспоминать!Ты испортил мою жизнь!
-Что?!Ты не хочешь возратить все обратно?Ты потом пожалеешь за свои слова!
-Ты просто...ты просто...
-Что?!
-Прощай на всегда!Ты мне сделал боль,и я не хочу повторять свою ошибку.
-А я думал ты изменилась!Ты как и была дурочкой,так ей и осталась!
-Прощай.Забудь мой номер,забудь меня,так же как и я тебя...

Она бросила трубку.Горькие слезы опять проступили по ее милому личику.Она опять о нем вспомнила.То расстование ей не суждено забыть...

[Klava]

Она стояла на платформе вокзала и ждала его поезд. Он должен был приехать. Она ждала уже час. Была зима, и она жутко замёрзла. Она приехала на час раньше до прибытия поезда, потому что очень боялась опоздать. Она ждала его возвращения уже целых два года. И вот, наконец, он возвращается. Сердце вырывалось из груди, она сильно волновалась. В армию он уходил совсем мальчишкой, какой он интересно стал. Говорят, война ломает людей. Но он сильный, он справится с ней. Она верила, что с ним всё хорошо. Главное что он вернулся. Наконец то вернулся. Теперь всё будет хорошо.

Выходя из вагона, он шарил глазами по платформе. Большая спортивная сумка за всё цеплялась, и её приходилось вечно поправлять, но это было не важно. Сейчас он увидит её, снова увидит, прошло столько времени. Он помнил её лицо только по тем фотографиям, которые она присыла ему в армию. Большинство фоток он потерял на войне. Но одну он всегда таскал с собой в кармане формы. Он верил, что она оберегает его. Кровавыми руками он часто доставал эту самую фотографию. И в промежутках между боями он смотрел на неё, это единственное что удерживало его от самоубийства или какой-нибудь глупости. Он должен был вернуться к ней. Она ждала его. И он сдержал слово. Его демобилизовали раньше срока, на то были свои причины. Месяц, проведённый в плену, что-то всё-таки, значит для командования. Его отпустили домой. Он не знал, как она теперь выглядит. Может быть, она сильно изменилась, а может, осталась всё такой же хулиганистой девчонкой, которая подшучивала над ним в детстве.

- Привет! Ты наконец вернулся! – он обернулся и она бросилась ему на шею. Она целовала его и боялась отпустить. Она слишком долго его ждала, что бы опять потерять. Его сумка валялась рядом, фиг с ней, она больше не нужна, даже если выкинуть её, всё, что в ней есть, можно переложить в карманы. Он сам не знал, зачем взял такую большую. Он снова чувствовал запах её волос и видел её глаза. Остальное не важно. Он дома.

- Идём скорей, а то ты замёрзнешь! – она тащила его за руку в здание вокзала. На нём была лёгкая камуфляжная, армейская куртка, такого же цвета штаны и высокие ботинки. На руках были перчатки. - Зачем тебе перчатки? Ты бы лучше там шапку выпросил. – она трепала его стриженную голову, - смотри какой ты лысый! Ну, ничего, скоро ты обрастёшь. Я не дам тебе стричься. Помнишь, какой ты был в школе?... Она говорила не переставая. Он вспоминал школьные годы и улыбался. Всё было так тихо и мирно.

Тогда он судил о человеческой жизни по фильмам в кинотеатрах. Это было так давно… Прошла целая вечность.

Они медленно шли к метро. Она держала его под руку и не отпускала ни на секунду. Он чувствовал, как она боялась замолчать. Как только она замолкала, сразу повисала тишина. А он молчал. И она снова говорила и говорила.

- Ты знаешь, у меня осталось ещё очень много конвертов и тетрадок для писем тебе. Я их все выкину! Они больше не нужны. Почта там работает плохо, но по датам писем он видел, что она писала по два, а то и по три письма в день. Это грело душу, там письма особенно ценятся. – Хорошо, что ты вернулся раньше. Кстати, а почему? В своих письмах ты не писал, почему тебя отпускают раньше. Хотя я спрашивала тебя.

- Да так… Я потом как-нибудь расскажу, сейчас не то настроение.

- Хорошо. Ой! Смотри, розы! – она обожает розы. Ещё в школе, когда он об этом узнал, он дарил ей одну, клянчил деньги у мамы и дарил, редко, но ей было приятно. На что её папа очень ругался. Школьница приходила домой с розой, это не правильно. Папа часто допрашивал её, кто ей дарит цветы, но она не говорила. Он совсем не знал её отца. Только редко видел на улице, когда тот шёл или возвращался с работы.

- Постой тут, я быстро! – он оставил её на тротуаре, а сам вбежал в цветочный магазин. Она видела его через стеклянный фасад магазина, он стоял перед продавщицей и показывал, какие розы он хочет в букет. Её руки сжались у груди, может быть это и есть счастье? Он вернулся. Он жив. Он здоров. Он не покалечен. И сейчас он покупает ей цветы. Её любимые цветы. Пурпурные розы.

Она смотрела на него и готова была прыгать от счастья. И даже крики ужаса где-то в стороне не отвлекли её внимание от него. Резкий визг тормозов заставил её повернуть голову в сторону. Она не успела даже пошевелится…

…До неё было всего два шага. Он видел её тело лежащее на асфальте в неестественной позе. Он много раз видел такие тела. Там, на войне. Он даже не обращал внимание на них, там на войне. Он таскал их много раз за руки и за ноги, там на войне. Но всё это было, ТАМ! Как же так? Тут нет войны. Может, всё это кажется. Может он всё ещё лежит в госпитале после тяжёлого ранения и у него бред. Проснуться! Срочно проснутся! Но видение не уходило. Она лежала на животе. Вокруг головы растекалось бурое пятно крови. Опять кровь. Опять смерть!

- Нет! Только не она! – он упал перед ней на колени и перевернул тело. Носом и ртом шла кровь. Он попытался взять её на руки, но её голова опрокинулась назад через его руку, шея была сломана. Он осторожно взял её голову и положил себе на плечо. Она была мертва.

Он смотрел в небо, оно такое же, как там. Там где он совсем недавно был. И так же он держал своих мёртвых бойцов. И так же текли слёзы. Но там было понятно, почему люди умирали, но тут! Она ждала его два года. Ну неужели только для того что бы его встретить и умереть?... На войне кажется что здесь, на гражданке люди не умирают. Что здесь всё хорошо. Хочется, скорей вернутся. Вернутся, но не так… Он был весь в крови, это её кровь, её жизнь, и сейчас она покидает её. Её глаза закрыты, и она больше не когда их не откроет.

Она больше не когда не засмеётся и не скажет что он Бука. Она больше не увидит любимые розы… Если бы он не вернулся, этого бы не было. Мысли разрывали его, хотелось орать во всё горло. Если бы он не вернулся! Ведь если бы не он, она бы не приехала в этот день на вокзал и не стояла бы в этом проклятом месте именно в тот момент. Если бы он не вернулся, она была бы жива. Он хотел всё исправить. Вернуть время и специально, там, напороться на пулю. Наброситься в плену на зверя и пусть бы его прирезали. Или просто приподнять голову, когда их обстреливали, это так просто. И она была бы жива… Он гладил её по голове и плакал. А ведь он так долго ждал, чтобы встретиться с ней, ради неё он жил.

* * *

Он не чувствовал холода. Пронзающий ветер продувал насквозь его лёгкую куртку. Она была чёрного цвета и джинсы чёрные и ботинки. Он не хотел специально одевать всё чёрное, но так получилось. Его было прекрасно видно на свежем снегу. Он теребил в руках вязанною шапку, которую купил только сегодня утром. Он смотрел на похороны издалека. Смотреть на любимою в гробу было самым большим наказанием на свете.

Он ждал, когда родные простятся с ней. Им нельзя мешать. Да и он, совсем не вписывался в процессию, состоящую из многочисленных бабушек, тётушек и двоюродных сестёр. Из всех присутствующих на похоронах, он знал только её отца и то, знаком с ним он не был. Позже он простится с ней наедине. Он скажет ей всё, что не успел сказать. Он расскажет, как вера в её любовь давала ему силы сделать последний рывок, что бы выжить. Что бы ещё раз взглянуть в её глаза. Он расскажет, как по много раз перечитывал её письма, чтобы не озвереть, сидя в разрушенном городе под пулями. Как он всматривался в её фото, что бы хоть как-то унять боль от очередного ранения.

А пока, он ждал. Ждал последней встречи с ней. Чтобы проститься навсегда.

Родственники стали расходиться, фигуры отделялись от общей толпы, по две или по три. Все расходились не вместе. Мимо проходила очередная пожилая пара.

- Она была так молода. Вся жизнь впереди. Бедный ребёнок, – старушка вытирала слёзы.

- Так распорядился бог. Ничего не поделаешь, – дед пытался её успокоить, но надо было успокаивать его. Слёзы он уже не вытирал, без толку.

Могилу давно закопали, но её отец всё стоял. Он смотрел на чёрную могильную плиту и смотрел на фотографию своей дочери, на ней она весело улыбалась. За спиной послышались шаги. Кто-то подошёл и встал рядом.

- Я тебя знаю. Ты тот самый, которого она ждала и любила, – сказал отец, не отводя глаз от плиты, – Она слишком сильно тебя любила.

Парень молчал. У него не было слов для него, он не знал что ответить. - Я оставлю тебя с ней наедине. Тебя она ждала и хотела видеть больше всех остальных. – Отец развернулся и пошёл к выходу с кладбища. – Вечером я тебя жду у нас дома. Нам есть о чём поговорить… ты мне теперь как сын. И не смей себя винить в её смерти! Ты не виноват.

Несколько часов он стоял и смотрел на могильную плиту. Она казалась ему большим крестом на его жизни. Она перекрыла дорогу дальше. Закрыла проход ко всем мечтам, которые у него были. Главных целей больше нет.

Начало темнеть. Он сам не заметил, как встал на колени и стал говорить с ней, ему казалось, что и она с ним разговаривает. Он что-то рассказывал ей, захлёбывался в слезах и путал слова, а она отвечала ему. Слёзы замерзали у него на щеках. Ног он уже не чувствовал. Руки в перчатках крепко держали вязаную шапку. Пальцы без ногтей от холода, ныли тягучей болью. Когда ему вырыли ногти в плену, было не так больно как сейчас. При встрече говорила она, а теперь не замолкал он. Он боялся, что как только он замолчит, она сразу же исчезнет, навсегда. И он говорил, говорил и говорил. Он рассказывал ей всё подряд. Стало совсем темно…

* * *

Медсестра Аня была совсем молодой. Её не так давно посадили на скорую помощь, ей нравилось помогать людям, попавшим в беду. Но тут было не кому помогать. Она не стала подходить к свежей могиле, у которой на коленях сидел трупп молодого парня. Она смотрела на него и на фото на могильной плите. Аня не видела лица парня.

- Как же он её любил, – пробормотал уже пьяный сторож. И пошёл к могиле. Врач осматривал тело.

- Зови мужиков, и тащите носилки, он к земле примёрз. – Сторож побежал к машине скорой помощи.

Аня вытирала слёзы платком. Тушь размазалась вокруг глаз. - Теперь они вместе… теперь они будут счастливы, я это точно знаю! По-другому не может быть!