
«Когда это все началось, мой брат Мишка учился на физмате в МГУ, слушал Земфиру и Rammstein, гонял по ночам на скутере и встречался с Дашкой. На Дашке брат был просто помешан. Если она не звонила ему вечером, он сходил с ума, запирался в комнате и ни с кем не разговаривал, кроме пса Гарика. Как-то Дашка не позвонила, не объявилась и на следующий день, и еще через два. Они встретились только через неделю, когда Дашка сообщила, что «лучше им остаться друзьями, что это было детское увлечение, а теперь она встретила Того Самого и Полюбила по-настоящему». По-настоящему Мишка любил Дашку, а она вряд ли себе вообще представляла, что значит любовь. В общем, она ушла, а Мишка сначала переколотил в комнате все, что можно переколотить, потом выбросил все Дашкины подарки, потом двое суток не выходил из комнаты, а потом ушел из дома. Вернулся только дней через десять. Мы были приятно удивлены тем, что Мишка был крайне спокоен, на слово «Даша» реагировал адекватно, и признаков депрессии не наблюдалось. На вопросы «где его носило» отвечал невразумительно, но мы и не настаивали, были рады, что вернулся целым и невредимым. Невредимым… если бы мы тогда знали… Как бы между прочим брат рассказал, что познакомился с очень интересными людьми, они поняли его страдания и именно благодаря им он смог пережить Дашкино предательство. С тех пор Мишка стал пропадать все чаще. Приходя домой, все время молчал. Меня просто не замечал, маму нарочито игнорировал, папа как-то попытался с ним поговорить по-мужски, но лучше б он этого не делал, все закончилось скандалом: братец заявил, что мы ему никто, что мы ничего для него не сделали, мешаем его душевному росту, а женщины (то есть мы с мамой) – вообще исчадие ада и зло, и потому нам к нему лучше даже и не приближаться, дабы не нарушать его ауру или что-то там еще. Однажды Миша пришел домой после очередного месячного отсутствия и заявил, что хочет поменять нашу квартиру, а те деньги, которые по праву принадлежат ему, отдать своим «братьям», потому что жить он больше с нами не будет, уезжает в общину так называемого Богородичного братства. У родителей был шок, что уж говорить про меня. Мама плакала, папа кричал как сумасшедший, что не позволит Мишке сломать себе жизнь… Наутро папу отвезли в больницу с сердцем, а Мишка все-таки ушел. На целых полгода. Родители пытались искать его, собрали информацию о Братстве Богородицы и даже нашли место, где собираются его члены. Их «молебны» проходили в каком-то клубе на окраине Москвы. Посещали сборища только мужчины, женщин они считали нечистыми, признавали только одну – непорочную Богородицу. На «молебнах» невменяемые мальчики, мужчины и старички входили в транс и часами пели какие-то молитвы, бились головой об пол, рвали на себе одежду. Вернулись мы оттуда в шоке: во-первых, брат так и не нашелся, во-вторых, осознавать, что где-то среди таких вот умопомешанных женоненавистников живет наш Мишка, было страшно.
Появился он перед Новым годом. Вечером раздался звонок в дверь, я открываю, а там – он. Как же я обрадовалась! Мишка входит худой-худой, зеленый какой-то, глаза стеклянные, волосы длинные, одет в какую-то мешковину, молчит. Мама, наша бедная мамочка, которая постарела за тот год лет на 20, вся поседела и осунулась, как стояла в коридоре, так и рухнула. Следом за мишкой в квартиру вошел «брат» в синей рясе и объяснил, что «брата» Иллариона, то есть Мишку, отпустили повидаться с родными, а заодно и решить все проблемы. Проблемами они называли размен нашей квартиры. Оказалось, Мишка уже подписал какие-то бумаги и теперь должен деньги за часть нашей квартиры пожертвовать Братству. Я думала, папа этого «брата» с лестницы спустит, но, к моему удивлению, он предложил ему выпить чаю. Мишка с нами почти не разговаривал, бормотал под нос какие-то молитвы. На меня с мамой ни разу глаз не поднял. Папа долго сидел с Мишкой на кухне, расспрашивал о том, где и как они живут, а на утро сообщил, что тоже хочет посмотреть, как живут в Братстве. Если бы не папа, я не знаю, что бы тогда стало с Мишкой. Папа поступил мудро, он понял, что ссориться бесполезно, решил, что врага, чтобы победить, надо знать в лицо. Братство располагалось в лесах, кажется, где-то в Тверской области, а может, и нет – часть пути Мишка, «брат» и папа, как он потом рассказывал, ехали на электричке. На платформе встретили «своих» и еще часа четыре на каком-то автобусике ехали окольными путями, крутились по нескольку раз на одном месте, а под конец вообще повязку на глаза папе надели. Мишке повязка была не нужна, он давно ничего вокруг себя не видел… В лесу жило около 200 истощенных, полоумных мужчин разного возраста. Почти целый день проходил в молебнах, перед которыми старшие «братья» раздавали всем дурно пахнущий отвар из трав, в процессе молебна все впадали в транс. Ели «братья» один раз в день хлеб с водой. Основной принцип – аскеза во всем. Папе долго там находиться не разрешили, но позволили время от времени приезжать, если он надумает присоединиться к Братству. С тех пор у нас в семье появилась надежда. Папа поменял работу, чтобы почаще ездить к Мишке. Однажды он вернулся из секты вместе с братом – у того был жар, почти лихорадка. Пролежал он почти неделю, не приходя в себя, родители сидели с ним сутками, сменяя друг друга. Через несколько дней брат очнулся. Никого не узнавал, ничего не помнил. Его пришлось заново учить всему, как маленького ребенка. Первое время было ужасно. Я смотрела в глаза и ничего в них не видела, было такое впечатление, что у него отняли душу. Мишка не проявлял никаких чувств, никаких эмоций… Как папе удалось тогда увезти брата из общины и что конкретно случилось, ни родители, ни сам Мишка мне так и не рассказали. Прошло, наверное, года два, прежде чем он стал опять походить на человека. Когда Мишка наконец заговорил, по обрывкам его фраз мы узнали, что «братья» в лесной общине даже не думали хранить обет безбрачия. Вернее, на женщинах-то они не женились, но почему-то «нарекали» женщинами младших «братьев», которым предписывалось «выполнять супружеский долг». У меня в голове не укладывается, что моего брата насиловали другие мужчины, и я, наверное, до конца не поверю, пока брат мне четко и ясно все не объяснит. Но ясно разговаривать, и, боюсь, даже мыслить Мишка так до конца и не научился. Мне кажется, Мишка вообще заблокировал просто часть своей памяти, а мы пытаемся ему ни о чём не напоминать».